Номер люкс

"Щеночек," - Глен сдерживает желание расхохотаться, только указывает в сторону Эвелин, ловит на указательный палец ее фокус внимания, когда дым ползет лениво в его сторону.
И характерным жестом предлагает советнику стряхнуть пепел, совершенно по-дружески.
Чтобы не испортить одежду.
Дорогую, наверное - насколько он знает Эвелин, заворачивать себя в дешевые тряпки она не будет даже под угрозой расстрела.
Пафосная, высокомерная дрянь - как-то так говорит про неё Торвальд обычно.
Глен в общем и целом согласен, хотя ему чужой пафос до лампочки.
Он терпеливо ждет, когда Эвелин перестанет шипеть и уберется куда-нибудь. Как змея, уползет греть свое ленное и величественное в своей смертоносности тело на горячий камень, под солнце, свиваться упругими кольцами.
Потому что их с Риа диалог явно выходит в какое-то другое русло, а Эвелин явно и самую малость забивает на любое подобие субординации, и старательно врастает в диван - мелькает даже мысль взять, да и выставить эту Эвелин за дверь по-простому, добавив что-то вроде "иди проспись", в духе всё того же Торвальда.

Глен тяжело вздыхает, подавляя зевок, и совершенно безалаберно, безответственно даже, подпирает собой стену.
Вешать, конечно...
Бить, кромсать, стрелять и рубить - убивать, короче. Снова, в очередной раз.
Легко бросаться такими решениями, когда ты не сам будешь в крови с ног до головы по итогу, как в прямом, так и переносном смысле.
И предлагает, предлагает, предлагает... Предлагает предлагать - Великий Путь, да хватит уже! - хочется заорать Глену. Даже у него веки тяжелеют после суматошного дня, да и Риа всем видом уже демонстрирует усталость, и совсем не мешало бы поставить ей на место пару проблемных позвонков, а то вот, уже снова хватается за поясницу.

Буквально чувствуя раздражение и нетерпение телохранителя, Эвелин мысленно улыбалась. «Да что ты можешь?» - читается в её взгляде, направленном на живой щит. Смотрит свысока, гаденько ухмыляется прямо в лицо. Моргни. Показалось. Это только кажется. Кажется. Ни один мускул на её лице не дрогнул. Поганое чувство, ни дать, ни взять, как говорится. Ведь не предъявишь за то, что тебе показалось? За маразматика посчитают. Голова уже раскалывается?

В этом была вся Шеффер. Скользкая, но при этом липкая, только расслабься и увязнешь по горло. Серьёзная, но озорная, если принимать за забавные проделки то, как она играется чужими нервными клетками. Вся двоякая, то чувствуется опасность от неё, то тут же она преспокойно беседует и ничего. Ничего, чёрт возьми, не происходит! Ничего уже не исходит от этой женственной фигуры, будто переключатель резко выключили. И ведь не скажешь, что лицемерная, даже не подмазывается, но при этом даёт с превеликим удовольствием обманутся другим. Разве она виновата, что кто-то придумал себе другой образ Эвелины Шеффер? Или может она виновата, что кто-то придумал оправдания её действиям для себя самого? Нет, не её проблема.

Бабка её такая же была. Хорошая преемница вышла, ничего не скажешь. Она словно та греческая богиня, Геката, связывает живое и мёртвое, таинственная вся из себя, аж тошнит. Мысли путает, а ничего ещё не сделала и шокирующего не сказала, не иначе как магию использовала. Столько негативных чувств вызывает – любой даэр позавидует.

Эвелин не даёт расслабиться, смотрит своими бесцветными глазёнками, будто ожидает чего-то. И так от этого взгляда неспокойно. Риа повезло, с ней она себя так не поведёт, скорее «ласково» убаюкает, чтобы руки и ноги мутантов не разбрасывала куда ни попадя раньше времени.

Ожидая ответов Принцессы, Эвелина докуривает сигарету и бросает в уже сменивший роль на пепельницу прозрачный стакан. А кинь она его в охранника, как бы эти голубки себя повели? Эвелин хмыкнула, представляя себе разные сценарии.

- Жалкий образ! Аха-ха! Лживый как любовь проститутки! Мы тебя создали.. МЫ! Ты НИКТО! Будь паинькой и отдай пистолет! Это не игрушка! Зато она игрушка! Аха-ха-да-а. А давайте с ней поиграем? С кем? Она же не настоящая! Уха-ха! Ты только не плачь! Не гоже принцессе слезки лить! - вновь тени советников доводили Риа во сне.

За ней тянется рука что хватает и выдергивает куда то далеко, но главное подальше от демонов, разрывающих ее подсознание. Очертания его лица показались. Глен - ее верный телохранитель, даже в кошмарном сне он рядом… Глен..


- Меня зовут Глен - обернулся спаситель…….вспышка…….картинка сна изменилась.

Тысяча слов. И их остаётся всё меньше.

Иногда Глен думает о том, чтобы закончить всё разом – но трусливая часть его еще слишком человечной натуры цепляется за каждую возможность оттянуть неизбежное. С Мастером Аз-Шера экономить драгоценные слова не получается и приходится отвечать.
«Слава Пути, – думает Глен, испытывая стыд и неудобство за то, какой же он всё-таки еще человек, - Слава Пути, что Мастеру не нужны развернутые ответы.»

И откликается лаконичным:
- Я понял, - принимая бумагу с печатью из рук Мастера.
Молчание затягивается.
Сады Аз-Шера шумят янтарной зеленью.
- Сомнение. Почему?
Иногда Глену кажется, что Мастеру тоже отмерена его тысяча слов.
- Почему я.
- Нужен воин Черного Пути. Не Золотого.

Глен, наверное, понимает. Черный путь может убить того, кто доверял, ударить в незащищенное горло, когда прикажет Аз-Шер.
Золотой – нет. Он вытаскивает из памяти, раскручивает всю цепочку фактов, всё то, что знает о Риа. Он подозревает, что та могла бы пройти школу Аз-Шера, стать одним из его воинов, карающей дланью и кулаком. А, возможно, что она и была таковой. Надежда и гордость Ордена. Её имя на слуху – кто не знает Риа, кто не слышал о ней, кто спросит, кто она такая…

Но, вполне возможно, что Глену придется её убить, а после остановить собственное сердце, если он еще будет дышать к тому моменту, когда его гаснущее сознание направит последний удар, обрывающий нить её жизни. Он предполагает, что встретит серьезного противника, и что всё случится именно так. На мгновение слабая человеческая суть в очередной раз дает о себе знать – тянет тоской и могильным холодом по спине.

Смотрящим Аз-Шера виднее. И поэтому Глен коротко кивает, пряча желтую бумагу под разгрузку. Его тысяча слов тает до обидного быстро – когда он пьет с другими бойцами, травит байки, вынужденно отвечает на глупые и ненужные вопросы. Здесь не Мастера Аз-Шера, здесь обычные люди, его немногословность мало спасает его от неминуемой развязки.

Черный Путь идет по теням. Золотой ступает гордо, являя миру силу Гармонии, силу Аз-Шера.
Глен знает, что слаб, и что он неизбежно проиграет любому из Золотых. Слаб его дух, изъеденный заразой, которую никак невозможно выжечь из себя до конца, заразой под названием «человечность» - сомнениями и ненужными эмоциями, низменным страхом смерти, боли и неизвестности.... слов остается всё меньше...

Риа в очередной раз бесстрашно лезет на баррикады – выкрикивает яростные ругательства. Скользит по грязи нога в армейском ботинке, дождь заливает глаза и заставляет дрожать от пронизывающего холода. Но Риа – сама бескомпромиссная ярость. Она дрожит не от холода – от адреналина и кипящей в ней злости. От безрассудности ее действий цепенеет Торвальд, а вместе с ним и остальные – и неожиданно стихают вражеские выстрелы, каждый из которых может оборвать жизнь, которую бережет Аз-Шер.

Глен стряхивает с себя оцепенение и лезет следом, обдирая ладони и пальцы и рывками подтягивая себя выше. Риа уже выпрямляется во весь рост. Машет рукой. Красивые губы искажает требовательным и яростным криком. В свете прожекторов ее вскинутый вверх подбородок кажется каменным и вся она, словно статуя, в какое-то застывшее мгновение, когда звучит тот самый выстрел.

Вдох.

Времени больше нет – но у Глена есть несколько секунд, чтобы предотвратить неизбежное. Трещат связки и гудят мышцы, когда он стаскивает Риа обратно, вниз. Дергает, сминая пластины бронежилета и ломая ребро, колючая пуля куда-то под лопатку. Они катятся кубарем вниз с горы мусора, а сверху уже ревет Торвальд, и слышны уверенные выстрелы, и гул битвы катится через препятствие, которое казалось непреодолимым еще несколько минут назад. Грохочут рядом грубые ботинки по стальным пластинам и прочему мусору, которого в избытке вокруг.

А у Риа – зрачки черные и во всю радужку. Пульсируют в такт ее упрямому сердцу. И жар от нее такой, что разгоняет кровь в жилах совсем по-другому – заставляя вспоминать как это, быть человеком. Многочисленные нити – мимолетных взглядов, многих часов наблюдения, темных от дождя волос, липнущих ко лбу и вискам – стягиваются в один узел где-то под горлом.

Она такая хрупкая, человечная…
Она взрывается сверхновой со всеми ненужными эмоциями, которые Глен год за годом выжигал из себя каленым железом.
Она ошибается и идет вперед.
Она боится и не боится смерти.
Противоречивая. Глупая. Бесстрашная и безрассудная.
В мысли же лезет, бьется, только одно – может не правы не они, а он, и Аз-шер, и все эти чертовы пути, и выжигание человечности, которая горит жаром, таким пугающим и ярким?...

Мимо них уже бегут, прикрывая – отчаянное наступление рвет чужой ровный строй тех, кто был уверен в победе. Опасности больше нет. Глен не смеется – нервно и лающе, отрывисто хекает, словно снова заражен от этой невозможной Риа заразой под названием «жажда жизни». Они ведь живы, оба, так? Они выжили. И Торвальд уже штурмует ржавый каркас ощерившегося здания, и кто-то дергает за плечо – нормально? Нормально – выдыхает толи Глен, толи сама Риа.

Глен ведет пальцем по блестящей от влаги щеке Риа, оставляя грязный след. Не может не сделать этого, слишком хочется прикоснуться, хотя бы раз, после всех долгих дней когда ты рядом, но дальше, чем хочешь. Близко, но недостаточно…
И сейчас время словно замерло, словно все остановилось, давая возможность исправить непоправимое.

- Меня зовут Глен. - он хочет, чтобы Риа запомнила именно его имя, хотя Черный путь не требует этого. Запомнила его самого.
Ты красивая – она и так знает это.
Ты лучше всех, кого я встречал – не хватит оставшихся слов.
Ты нравишься мне – под ребрами цветет боль на каждом вдохе, и понимание, что нет, не просто нравишься, и важно сказать об этом сейчас, когда в глотке клокочет кровь и возможная смерть, от которой холодеют и теряют чувствительность руки, так пугает, но, в то же время, это так неважно и вторично. Потому что Риа будет жить.
Не потому, что Аз-Шер желает этого, и Глен здесь по их приказу.
Потому что так случилось — потому что сам Глен захотел этого больше, чем чего-то иного и когда-либо - и так будет правильно.
Аз-Шера больше нет здесь, на этой мусорке, залитой кровью, грязью и ливнем.

- Я полюбил тебя – дергается верное под кадыком.
По-лю-бил.. Глупое, ненужное, слишком человечное. Не воля Аз-Шера, не Черный путь, не то, для чего он здесь.

Ее учащенное дыхание после падения заставляет мышцы груди напрягаться… Она пока не до конца понимает, что произошло.. но постепенно взгляд фокусируется на его лице и стоп.. больше она ничего не хочет видеть, лишь лицо своего спасителя.
Ее расцарапанное тело лежало в грязи, а в голове крутились мысли: “Он спас меня...а я не в праве сказать спасибо.. это всего лишь его работа.. да.. работа. Но если бы не такие как он.. то меня давно бы не стало.. также как не стало семьи моей…Я должна сказать ему спасибо! Нет….не должна, не показывай слабости перед подчиненным, это сделает тебя слабой.. ты это знаешь.. Боже мой он так смотрит на меня.. А не надо слов.. взгляд сам скажет.. или нечто большее”

Ее рука невольно двинулась, чтобы обнять.. но… резко остановилась, сжавшись в твердый как камень кулак... буря эмоций переполняла ее тело и разум, она то теряла самообладание, то вновь превращалась твердо характерную воительницу.
“Он дотронулся до меня...как приятно, не стесняйся.. прошу..” - закрыв веки на долю секунды, только чтобы он не увидел маленький комочек слезы, что скапливался под глазом.

Сердце стало биться чаще, невольно прикусив губу она погрузилась в его глаза.. словно утопая в них, давая себе слабину. Ей не нужны были слова, что он говорил.. холодная как лед, но только не сейчас. Риа желала, чтобы он поцеловал ее и даже не понимала чего он медлит. Один запоминающийся поцелуй его губ, слившись во едино.. и плевать на окружение.. война от нее не уйдет.

Глен скатывается с Риа – Торвальд уже давит ублюдков так, что опасности для неё больше нет. Опасность есть только для самого Глена, вернуться на много лет назад, используя последние три оставшихся у него слова.
А может, и дьявол с ним, с Аз-Шером? Может, все эти люди правы, что остаются людьми, и не стремятся стать сверх себя?..
Слова жгут изнутри, жгут губы, жгут горячкой сухие глаза – жгут отказом от себя самого, от многих лет, потраченных на то, чтобы приблизиться к идеалу Аз-Шера.

Глен переворачивается с трудом и нащупывает рукоять ножа, знакомого, простого и острого, как бритва.
Он с силой разжимает челюсти, пересиливая обычный человеческий страх боли, давит в себе ненужные сомнения, и срезает свой язык одним безжалостным движением, не оставляя больше никакого выбора. Жалея, что дрогнула рука и тем же махом он не срезал себе губы, которыми так хочется прижаться потом и сейчас, слизывая влагу, с кожи Риа, забыть про всё и всех, поддаться нахлынувшим эмоциям и желаниям, от которых голова объята жаром.

Оставляя биться в мозгу трём последним так и не сказанным словам из отмеренной ему тысячи.

Взгляд принцессы резко ушел вниз, она не желала видеть то, что он делает. Ни проронив и слова, схватившись покрепче за переднюю рукоятку своей винтовки, с ее помощью смогла кое как встать. Оперевшись хромала, медленно шагая и превозмогая боль и не только физическую.. Один миг.. одно действие - уничтожили ее чувство, что расцвело и потухло во время боевых действий. Лишь отложив эти больные воспоминания на дальнюю полку своего сознания. Возможно это и к лучшему.. она более не хотела давать себе слабину, ведь прекрасно понимала, что это странное чувство лишь погубит ее, а вместе с ней весь народ Ордена.

- Глен? - вздрогнула открыв глаза принцесса в некой тревоге или даже панике. Похоже ей приснился страшный сон, но это были те далекие или не столь воспоминания. Он же выдавал само спокойствие, демонстрируя характерный жест рукой коим успокаивал девушку. Она смотрела на него не отрывая взгляд, и он был рядом, но так хотелось ближе. Хотелось чтобы он запер ее в объятиях, ей хотелось почувствовать тепло его тела…. хоть на миг.. Колотится сердечко и сжимается в груди, и невыносимо больно. Хоть с крыши прыгай, чтоб обнял спасая...

Они смотрели друг на друга безотрывно, и мысли их были схожи, но оба далеки…

- Спасибо.. Глен! - ушло с уст ее то заветное слово, что не сказав тогда, о чем жалеет и страдает до сих пор.

Когда Риа, в очередной раз, снятся кошмары - это видно.
Видно и слышно, даже если ты сам спишь. Как бьется воздух в покрытую испариной кожу, хлещет, словно плетьми, по напряженному телу, как рвутся сухие вдохи и выдохи.

Пустыня кошмара - там, под вздрагивающими веками, где-то в глубине нейронных связей - когда яркий свет сознания, как прожектор, выдергивает и слепит, давит на беззащитное в дрёме сознание.
Черным выдохом земли, чернильными пятнами, расплывающимися там, где могло бы быть нечто безопасное и светлое.
Где всё могло бы быть по-другому.

- Ш-ш-ш... - выдыхает Глен.
Свет в номере так никто и не потушил - глубокие холодные тени ложатся под веками Риа.
- Ш-ш-ш... - выдыхает Глен и легонько встряхивает за плечо, выдергивая Риа из сна, в котором она запуталась, как в коконе. Как в одеяле, слишком душном, стягивающимся на руках и ногах, когда ты пытаешься продышаться от реальности своего подсознания.
- Ш-ш-ш... - выдыхает Глен уже у самого уха Риа, потому что ничего больше не может сказать.
То, что обычно говорят в таких случаях.

Там, где звучит успокаивающий голос кого-то_действительно_близкого, сейчас вздрагивают пальцы Глена, рисуя простые и понятные уже, за всё это время, жесты.
И Глен, в очередной раз, понимает, насколько это - до обидного мало, недостаточно и не то, чего заслуживает Риа.
Но больше никого рядом нет.
Она уснула, забыв раздеться и залезть под одеяло.
Вечная-батарейка-Риа...
Глен поправляет ворот футболки которая натурально впивается в горло Риа из-за очередного неудобного и сумбурного сна, и выбившуюся черную лямку лифчика, надеясь сликшмо по-человечески, что - не поймет и не заметит.
Скользит пальцами по коже над вздрагивающими ключицами.
Слышит - спасибо, Глен! - слышит свое имя, фыркает насмешливо тому, что сейчас Риа помнит именно _его_имя_ вопреки всем наставлениям Черного Пути.

Пусть называет тебя так, как считает нужным. Имени больше нет. Идентификации себя больше нет. Только цель Аз-шера, которая - любой ценой. Дай ей возможность самой придумать себе сказку, поверить в нее и подставить горло под нож.
Она ничего не должна.
Ей не за что говорить это спасибо.

- Плохой сон? Всё закончилось,* - показывает Глен медленнее, так, чтобы Риа, которая не особо учила язык жестов,*больше привыкла понимать на чистой интуиции, не перепутала сказанное с чем-то другим, и совершенно непотребным.
Глен смеется негромко - с Риа легко смеяться так, совсем по-человечески - и крайне сложно не сделать так, как поступают все люди в такой ситуации.
Глена против его воли, воспитанной Аз-Шером, качает вперед, к уставшим губам и отчетливому биению пульса на ее оголенной шее.

В ванной перестает шуметь вода.

Глен считает секунды по внутреннему метроному до того момента, как Эвелина вернется в комнату. Ободряюще и _совершенно_ нейтрально сжимает плечо Риа.
Он так и не привел в порядок ее хрустящие от любого чрезмерного резкого движения позвонки.
Глен против того, чтобы Риа пила.
Но сейчас, пружинисто поднявшись с кровати, спрашивает сам, бросая скупые, но мягкие жесты, знакомые Принцессе - налить? хочешь выпить?..

Услышав посапывание позади, Эвелин чуть повернула голову, чтобы увидеть спящую тушку Риа. Совсем распоясалась, стоит напомнить, где её место. Сколько поблажек Эвелин ни давала Риа в отличии от других советников, она всё ещё одна из них. И она точно не являлась Принцессе нянькой или мамочкой. И играть в дружбу она не собиралась.

Где же хвалённая выносливость “лучших” бойцов Ордена? Не с военных действий они с телохранителем приехали, а с лёгкой экскурсии из бункера.

Стоит ли поделиться о своих наблюдениях с другими советниками? О, они сильно взбесятся. Хотя эти милые переглядки полные печали и тоски даже эти идиоты не могли не заметить. Эвелин бы в них ещё сильнее разочаровалась.

А может на время отослать телохранителя на скорую миссию? Там, конечно, опасно, но раз он лучший из лучших, что охраняет покой самой Принцессы, должен справиться. Верно? И Шеффер будет очень рада, если он приползёт обратно раненный и будет скулить от боли, не в силах скрыть это от Риа.

Шеффер раздражённо вздохнула, поднялась с дивана и прошла в ванную комнату, полностью игнорируя охранника. Закрыв за собой дверь, девушка начала раздеваться: сапожки она сняла ещё при входе, а вот рубашку со штанами и нижним бельём аккуратно сложила и оставила на одной из полок.

Здесь был и душ, и ванна. Шеффер направилась к первому. Включила прохладную воду и ступила под бодрящие струи. Успокаивает.

Так что там с планом по воспитанию? Точно, раненый Щенок. У Эвелин было множество идей, как воплотить это в жизнь. И советники ей с радостью (хоть когда-то) с этим помогут. Зря Риа к нему привязалась, неужели забыла, как тяжело терять близких людей? Ничему не учится. С какой-то стороны даже хорошо, можно использовать в будущем.

Эвелин помылась, оделась в приготовленную заранее одежду и стала полотенцем аккуратно высушивать волосы перед зеркалом. Ничего в ней от матери не осталось, ни цвета волос, ни глаз, ни черт лица, а характера тем более. Усмехнулась отражению.

Кажется ночка будет не из лёгких. Шеффер ненавидела делить с кем-то комнату, терпеть не могла нахождения людей в такой интимной близости, но обстоятельства вынуждают.

Эвелин вышла из ванной в шёлковой чёрной ночнушке состоящей из длинных свободных штанов, топа на лямках и рубашки. Посмотрела на парочку и снова. Снова эта удушающая атмосфера. Они не могут ничего сделать при ней, Советнике. Должны продолжать играть свои роли. Сковывает, ничего не делая. Хочется сбросить с себя невидимые цепи, а не можешь. И она это прекрасно знает, злорадствует. Или снова кажется?

Очнувшись в холодном поту после ночных кошмаров, ее взгляд был прикован к мужчине, что стоял над ней, предлагая выпить. Неспокойные глаза, что были шире чем обычно, бегали по ее телу. Она явно не хотела больше пить, и тем более запивать страхи алкоголем. Лучше потерпеть.. это не надолго.. Особенно когда рядом он.

Глен… Вновь заботится о моем покое, он всегда рядом прошу я его или нет, хочу я того… всегда. Его щит спасает мое тело, но сам он травит мне душу… не всегда… в такие моменты как сейчас я чувствую слабость к нему.

Сам же ушел от проблемы, безрассудный поступок не делает его сильнее, а лишь демонстрирует его слабость. Видимо для него это легче, чем зависнуть в запутанных мыслях.

А я? Ничем не лучше. Моя гордыня всему виной… я пытаюсь найти оправдание! Не зачем это пустословие, моя жизнь что построена на лжи  - это и есть одно большое оправдание.

Наверняка у каждого человека есть свои слабости, без этого человек теряет свою человечность. Нужно просто признаться себе в слабости, и тогда станешь сильнее. Признаться….хмм..Чтож.. Иногда мне хочется, чтобы Глен трахнул меня в узкой туалетной кабинке как грязную и дешевую шлюху. Чтобы прижимал меня лицом и грудью к стенке, заламывая руки. Чтоб рвал на мне одежду и тянул за волосы. Чтобы называл меня грязными словами, еще более грязными чем место в котором он это делает.

Послышался громкий выдох, Риа резко обхватила тело глена ногами, заваливая его на кровать и прижимая к себе как можно крепче. Похоже, что он и не сопротивлялся, но был сильно удивлен ее выходкой...именно выходкой, только так можно назвать подобный поступок, явно не присущ ее титулу.

Оказавшись сверху, она держала руки над его головой пребывая в некой панике или состоянии растерянности. Осторожно положив ладони на его лицо, передвигая с места на место словно изучая его черты, но уже не зрительными, а скорей осязательными чувствами. Проведя большим пальцем по его губам, и крепко прикусив в зубах свою нижнюю, со стороны казалось будто Риа просто удовлетворяет свои внутренние потребности… Делает то, что уже давно хотела, но не решалась.

Принцесса положила голову на его крепкую грудь, почувствовал некое облегчение и успокоение тихо прошептала: “Теперь ты спи, а я буду охранять твой сон”

Всё это, вся цепочка событий, которая со стороны может показаться бессмысленной, имеет свою, вполне обозначенную цель.
Великий замысел.
Путь.
Глен позволяет и слушает сердце прильнувшей к нему Риа.
Позволяя себе вполне человеческий спектр эмоций.
Наполненную сочным цветом радугу для ослепшего от ярких солнечных лучей после черного дождя.
Таков путь.
Глен считает удары сердца Риа, пока дверь из ванной не скрипит вкрадчиво и ядовито – как роняет едкие слова сама Эвелина.
Глен дергается и подрывается с места, практически скидывает мурчащую, задремавшую почти на нем Риа. В голове сумбур такой, что не разберешься, и среди обрывков мыслей нет места расчету и холодной логике – как и в любой другой раз, когда Риа свои присутствием рядом разжигает внутренний огонь, давно потухший под ладонью Аз-Шера.
Глен плотно обхватывает запястье и пальцы Риа, снимает с себя аккуратно горячее тело той, кого любил когда-то_давно_и_до_сих_пор.

Холодные, змеиные глаза Эвелины смотрят насмешливо и жгут под кожей.

Глен ждет каких-то слов, ядовитых, которые уже не будут столь же дружескими, как их общее обычное приветствие - встает с кровати неловко и дергано, тащит вбок плотную штору от панорамного окна.
Словно это даст больше воздуха, которого так не хватает сейчас - словно через плотное стекло с характерным, для бронированного, отливом, может ударить волной свежего воздуха, всей силой этого невозможного города, выбить все ненужные и невозможные мысли под напором запахов бензина, крови и дождя.

Так и происходит.

Черное полотно города взрывается трещинами.
Вдох - слишком поздно.
Стеклянная крошка оцарапывает щеку, гудит шея и трещат позвонки от чрезмерно резкого поворота головы.
Слишком близко.
Глен успевает увидеть три обода, опоясывающих утяжеленную пулю ручного литья - хорошая работа, неизвестный оружейник и снайпер! - прежде, чем эта самая пуля вгрызается в его височную долю и окончательно, без права на переигровку от возможностей недо-сверх-человека, вышибает ему мозги.

Эвелин самодовольно улыбнулась, когда Щеночек вскочил и заметался. Но посмеяться над этой парочкой не хватило времени. Случилось непоправимое. И бедный, уже натренированный Щеник выходит из игры. Какая жалость. Она ведь не успела попользовать его как следует.

Его не похоронят. Выкинут куда-нибудь на съедение мерзким, озверевшим мутантам. По приказу Эвелин, конечно. Но об этом никто не узнает. Его легко забудут, как забывают обычных солдат-пешек, ведь он ничем от них не отличался. Только Риа будет помнить, это ещё больше разожжёт её ненависть к мутантам и недолюдям. Сомнения, что это мог сделать кто-то другой, Шеффер изничтожит в зачатке.

Советник встревоженно прислонилась к стене, затаилась. Послышалась ещё пара выстрелов, направленные в сторону Принцессы. Сейчас в их номер должны направляться солдаты, другие должны были уже быть в процессе отслеживания снайпера.

- Принцесса, вам бы спрятаться, - недовольно кинула Шеффер, смотря на Риа. Послышался шум рации телохранителя.

- Цель найдена, переходим к уничтожению!

- Бесполезные ублюдки, - шипит Шеффер, когда в сантиметре от Риа пролетает пуля. В ту же секунду в комнату врываются солдаты, а с улицы слышится ответный огонь. Это же какими нужно быть идиотами, чтобы так долго доставать снайперскую винтовку? Что за детский сад? Упустят. Кажется в рядах Ордена появилась крыса.

Пока стрельба затихла, солдаты начали уводить Риа, прикрывая её своими спинами, как и полагается пушечному мясу. Принцесса уже была у двери, когда из рации снова донёсся грубый, суровый голос:

- Цель уничтожена. Повторяю. Цель уничтожена, - заминка в пять секунд - Это был мутант. Повторяю. Мута...

Дверь захлопнулась за сопровождением Принцессы.

Эвелин осталась одна. Она выдохнула. Снова пережила смертельный момент. Медленно подошла к трупу, вдохнула свежий, холодный воздух с улицы, бросила взгляд на город.

Её действия были неразумны. Но кто об этом узнает, правда? Сейчас солдаты занимаются безопасностью Принцессы, они должны будут доставить её в штаб, не давая попыток на сопротивление. Уведут, будто преступницу. Напомнят, где её место и её обязанности. Если нужно будет - запрут.

Шеффер присела на карточки над телом солдата. Аккуратно достала рацию и закрыла мужчине глаза с неким отвращением, даже поправила ему одежду. Зачем? Даже при встрече с костлявой нужно быть при параде. Она могла бы и помочь ему один раз выглядеть более менее опрятно, раз они оба были последователями одного учения.

- Я же говорила, не расслабляйся, Щенок, - хмыкнула Эвелина и направилась к шкафу, из которого взяла новую рабочую одежду. Не торопясь, спокойно переоделась в ещё один офисный костюмчик, на этот раз с пиджаком.

- Приведите мне Торвальда, немедленно, - сухо сказала Шеффер в рацию, отбрасывая её на кровать. Помыла руки, надела перчатки, взвела курок.

Шеффер ещё раздумывает, что же делать с этим несносным Торвальдом, держа пистолет в руке.

То ли убить, то ли искалечить. Использовать его уже как-то не получится. Даже безопасность толком обеспечить не может, на кой чёрт он тогда здесь понадобился? Говорливый, грубый индюк.

Заставить его делать грязную работу. А там, как повезёт...

- Торвальд, прибыл, мэм! - слышится перед тем, как открылась дверь и в неё зашёл крупный мужчина. Эвелин кивнула головой - солдаты позади объекта оставили их наедине. Торвальд нагло прошёл вглубь. Он частенько игнорировал Шеффер.

- Хочешь отправиться к своему дружку? - Эвелина указала дулом пистолета на бывшего телохранителя, даже не взглянув ни на вошедшего, ни на труп. Скучающий взгляд был направлен на столик, где чудом уцелели все стаканы. Один кинутый охранником, два приготовленных солдатами заранее.

После слов Шеффер Торвальд и заметил тело, диван с Советником не давал нужного обзора. Он спешно подошёл к боевому товарищу, желваки на лице заиграли, ладони сжались в кулаки.

Опять не так понял... Ну что за идиот? Пусть думает, что там себе хочет.

- Убери, - сухо кинула девушка. И только Торвальд хотел что-то яростно ответить, поворачиваясь, Советник выстрелила в него. Прострелила ухо, мужчина зашипел, прижимая руку к ранению и сильнее сжимая зубы. А он-то думал эта сука ни на что не способна кроме переполненных ядом речей. Ошибка с его стороны. Вон как с пистолетом управляется, до сих пор на него не посмотрела, а в ухо попала.

- Не слышу, - пистолет всё ещё был наведён на мужчину, он следил за дулом пистолета. Он сам-то сейчас еле слышал.

- Так точно... - кинул сквозь зубы.

- В пустоши, один, немедленно, - Торвальд остолбенел. В пустоши с трупом да в одиночку? Она издевается? Нет... Звучит как наказание, впрочем, ей есть за что отыграться.

Советник встала с дивана и направилась на выход, убирая оружие куда-то под пиджак. Открыла дверь и остановилась на полушаге.

- Так глубоко ранен потерей друга, что язык проглотил? Может от него тоже избавишься? - усмехнулась Шеффер. Торвальд, кажется, увидел змеиный язычок на секунду появившийся изо рта. Что за чертовщина? Она смеётся!

- Так точно! - уже громче повторил Торвальд. Вот же дрянь.

Эвелин вышла из номера, солдаты ждали снаружи. Один отчитался о полученном ущербе и пообещал всё исправить в кратчайшие сроки. Его Шеффер и сделала отвечающим за отель. Своего рода повышение. Только парень не был этому рад, зная, как с него будут спрашивать. Хочешь выжить - сделай невозможное.

После того, как разобралась с мелкими делами, Советник села в машину и отправилась в штаб.